Гвоздецкая Н. Ю. Валькирическая тема в "Саге о Вёльсунгах"

Источник: Самые забавные лживые саги. Сборник статей в честь Г. В. Глазыриной. – М.: РФСОиН, 2012




Саги, получившие в научной литературе условное название "саги о древних временах"1, представляют весьма неоднородную группу. За последнее время проблема классификации и формирования этого вида текстов получила глубокую и обстоятельную трактовку в отечественной науке благодаря работам Г. В. Глазыриной2. В частности, ею детально проанализированы преобразования, происходившие с историческими фактами на разных стадиях бытования сюжета (в том числе, в связи с политическими и конфессиональными интересами3). В данной статье хотелось бы обратить внимание на возможность иных переработок, которым могла подвергаться сюжетика саг о древних временах в процессе устного и письменного бытования, – переработок той части сюжетов, которая имеет своим источником не исторические факты, а миф. Интересный материал к тому дает трансформация валькирического мифа в "Саге о Вёльсунгах".



"Сага о Вёльсунгах", построенная на сказаниях общегерманского эпического фонда, причисляется к героической разновидности саг о древних временах4. Сюжетные и текстуальные совпадения с эддической поэзией позволяют рассматривать ее как прозаический пересказ героических песней, аналогичных тем, которые представлены в рукописи "Старшей Эдды"5. Несмотря на присутствие в саге ряда книжных (например, "куртуазных") мотивов, исследователи допускают влияние на ее составителя "живой народной традиции"6, существовавшей не только в форме героических песней, но и в форме прозы – сопровождающей или пересказывающей их7. Таким образом, появляется возможность изучать нарратив саги в рамках некой исторической перспективы, которая обусловила трансформацию предания сначала в устной, а затем в письменной форме. Характерна в этом отношении мысль М. И. Стеблин-Каменского о том, что героические саги – это "как бы прямое продолжение древней эпической традиции"8 (курсив наш. – Н. Г.). Отличие героических саг от эпоса видится ученому в усилении сказочной фантастики, трактуемой как следствие появления литературного вымысла. Думается, данная проблема интересна не только с точки зрения эволюции литературного сознания, но и в плане социокультурной обстановки, которая могла способствовать эволюции сюжетики героических саг9. Попытаемся обосновать этот тезис на примере сдвига акцентов в литературном отображении валькирического мифа.

Миф о валькириях восходит к индоевропейским преданиям о хтонических существах женского пола, встречающих мертвых в загробном мире10. Начиная с работ В. Голтера, принято выделять две стадии в формировании этого мифа – архаическую и классическую11. Коллективный образ вредоносных женских мифических существ, ассоциирующихся со смертью, присутствует не только в древнеисландской эпической традиции, но также в древнеанглийских и древневерхненемецких заговорах12 и, очевидно, принадлежит общегерманской эпохе, хотя лучше сохранился в западном ареале13. Древнейшие "архаические" валькирии (мало индивидуализированные демоны, первоначально, вероятно, насыщавшиеся плотью и кровью павших14) выступают полной противоположностью валькириям "классическим", которые представлены исключительно в северном, скандинавском ареале и составляют необходимый антураж верховного бога Одина, принимающего павших воинов в Вальгалле. Для "классических" валькирий более актуальна связь с избранием-испытанием героя, нежели со смертью-уничтожением, и все они, как правило, получают имена собственные. Нельзя исключить, что в своих истоках тип "классических" валькирий восходит к формированию общегерманского культа Одина-Водана, однако свои наиболее характерные черты этот образ обретает именно в Скандинавии, в связи с актуализацией культа Одина в эпоху викингов (или раньше). Нам представляется, однако, что не менее существенным для реконструкции истории валькирического мифа может оказаться разграничение не только "архаических" и "классических" валькирий, но также валькирий "мифологических" и "героико-эпических". Обратимся в связи с этим к употреблению имени valkyria в эддических текстах.

Прежде всего, невозможно пройти мимо того факта, что в мифологических песнях "Старшей Эдды" слово valkyria (в форме множ. числа valkyrior) встречается лишь в Vsp. 30, служа своеобразным зачином и концовкой строфы. Контекст этот двусмыслен, ибо место назначения, куда скачут валькирии (топоним til Goðþióðar15) может быть равно истолковано и как "племя (земля) богов", и как "племя (земля) готов". Напротив, в Grm 36 (контекст, совпадающий с поэтической цитатой Снорри в "Младшей Эдде"), где валькирии явно представлены как прислужницы Одина на пиру в Вальгалле, упомянуты лишь имена валькирий, но родовой термин отсутствует. Это позволяет усомниться в том, что слово valkyria (букв, "избирающая мертвых") использовалось в первоначальном варианте предания для обозначения четко очерченного разряда мифологических существ. Скорее, его следует рассматривать как "эпитет для основного женского мифологического персонажа, передающий представление об одной из его функций"16. Причем это подтверждается, по нашим наблюдениям, не только существованием древнеанглийского дублета wælceasega (эпитет ворона – Exodus 164), но также "оживлением" внутренней семантической формы слова в поэтических контекстах "Старшей Эдды", где словосочетание kiösa val (или его формульные вариации) отсылает к целому ряду мифических персонажей (эйнхерии в Vm 41, Один и Фрейя в Grm 8, 14, "мертвые жены" в Am 28)17.

Казалось бы, нашей гипотезе противоречит рассказ Снорри в "Видении Гюльви", где форма (множ. числа) valkyriur прилагается к особому разряду мифологических существ. Посмотрим, однако, как вводится это слово в текст. Снорри помещает валькирий среди богинь, чей перечень начинается с Фригг, супруги Одина, а заканчивается Землею-Ёрд, матерью Тора. Более того, собственно описание валькирий Снорри вводит посредством весьма неопределенной и даже загадочной фразы ("А есть и иные, что обязаны..."), а затем словно спешит назвать своих персонажей именами собственными (через отсылку к поэтическому тексту), дабы, вероятно, избежать "родового" имени нарицательного. И лишь там, где ему предстоит перейти к участию валькирий в битве, появляется, наконец, и форма valkyriur, в связи с чем далее упоминается как их "небесная" функция ("избирать участь" героев), так и земная роль ("править сраженьями")18.

Интересен в рассказе Снорри синонимический повтор фразы, очерчивающей круг обязанностей валькирий в битве. Вначале, отмечая подчинение валькирий Одину, Снорри представляет их как существа сверхъестественные, которые "избирают смертный жребий мужам и правят победой". Однако затем, после введения еще одного набора имен, отмечает их равную способность к естественным действиям: оборот "править победой" сменяется оборотом "править сраженьями". Характерно также неожиданное введение "младшей норны Скульд", которая в данном контексте выступает, по-видимому, не столько членом некоего мифического сообщества, сколько фигурой, таящей намек на какое-то героическое предание, то есть литературным персонажем. В этом плане симптоматическим, на наш взгляд, может оказаться употребление имени valkyria в героических песнях "Старшей Эдды" и сопровождающей их прозе.

В героическом цикле "Старшей Эдды" (к которому мы относим и "Песнь о Вёлунде") данное имя встречается значительно чаще, чем в цикле мифологическом – десять раз вместо двух (девять раз в прозе и один раз в поэзии). Этот факт позволяет соотнести данный цикл с отдельным этапом в формировании образа валькирии, яснее всего обозначенным в сказаниях о двух Хельги (которые имеют сугубо скандинавское происхождение) – восемь словоупотреблений, из них семь в прозе19. Из семи указанных прозаических употреблений четыре представляют бытийную конструкцию "(она) была/стала валькирией" (HHv 10 pr, HHv 31 pr, HH II 5 pr, HH II 51 pr), а три включают предикат ríða "ехать верхом, скакать" (HHv 6 pr, HH II 13 pr, HH II 18 pr). Лексические и синтаксические клише, используемые в данных контекстах, свидетельствуют в пользу того, что за ними стоит устная сказовая традиция, которая дополняла или перелагала прозой традицию устно-поэтическую.

Систематизация подобных клише помогает выявить некоторые специфические особенности, присущие героико-эпическому этапу становления образа валькирии. Во-первых, на этом этапе валькирии по-прежнему могут представлять "коллективное множество" (девять, реже три), внутри которого, однако, отчетливо выделяется одна – героиня предания, обладательница не только имени собственного, но и патронима (Хервёр-Альвит, Свава, Сигрун, Сигрдрива-Брюнхильд). Патроним свидетельствует о наличии земного отца, который может быть задействован в сюжете. Во-вторых, участие валькирий в битве связывается с помощью герою, которому валькирия предлагает свою любовь и поддержку в земном мире, а не в палатах Одина, отчего, вероятно, и само появление валькирий на поле боя обретает более зримые и живописные черты. Победа и жизнь становятся важнее, чем славная смерть, вознаграждаемая пребыванием в потустороннем мире (Вальгалле). В-третьих, имя валькирии получает темпоральное измерение (валькирией можно "стать", как Сигрун, или "оставаться", как Свава), в чем проявляется переосмысление самого статуса валькирии, связанное, очевидно, с внедрением в валькирический миф преданий о "щитовых девах" – реальных воительницах, которых Саксон Грамматик отделяет от мифических существ20.

Специфическая особенность "героико-эпических" валькирий – их двойственная (естественная и сверхъестественная) природа. Именно в таких сюжетах чаще всего появляется имя valkyria. Эпитет превращается в термин не в силу потребности отграничить "дев Одина" от прочих разрядов мифических существ, а в силу формирования нового типа литературных (героико-эпических) персонажей. "Классические" валькирии мифа и эпоса представляют, на наш взгляд, два разных этапа в развитии образа, которые оказались контаминированными в "Видении Гюльви".

Валькирии героико-эпических преданий – это земные женщины, но наделенные сверхъестественными способностями. В прозаических эпизодах их потусторонний характер обозначен довольно лапидарно: они скачут на коне по небу и морю, а их появление, сопровождаемое ярким светом, чудесным образом приносит герою помощь в битвах. В поэтических текстах детальнее разработаны не только военные атрибуты валькирий (шлемы, копья, кони), но и связанные с ними мифологические аллюзии. Так, появление в небе Свавы с подругами сопровождается ниспаданием благодатных рос на леса и долины (HHv 28); помощь, которую Сигрун оказывает своему возлюбленному в борьбе с морской стихией, рисуется посредством мифологических образов (Сигрун оберегает дружину от Ран, жены морского великана Эгира – HH I 28-30); призвание мертвым Хельги живой Сигрун в могильный курган оказывается "переворачиванием" ситуации, когда валькирия препровождает героя в палаты Одина (HH II 46), и т. п.21

Можно предположить, что именно более сильный мифологический подтекст, сопровождавший в героической поэзии наделенных валькирической природой героинь, помешал закреплению там имени valkyria для обозначения подобных персонажей. В архаическом аллитерационном стихе, построенном на беспрерывно возобновляемой "ре-этимологизации" слова22, широкозначное имя с ясной внутренней формой не позволяло дистанцировать эпическую героиню от ее мифического прообраза. Характерно, что в единственном случае своего употребления в героических песнях "Старшей Эдды" слово valkyria сохраняет все потенции характеризующего, а не идентифицирующего имени, хотя и с обратным знаком (как бранный эпитет)23. Примечательно, впрочем, что в двух случаях из известных нам четырех словоупотреблений в эддическом стихе это имя выпадает из аллитерации (НН 138, Vsp 3024), словно подтверждая свою чужеродность стиху. Когда же имя попадает в аллитерирующую позицию (в начале Vsp 30 и в "Речах Хакона", строфа 1125), контекст воспроизводит экипировку девы-воительницы, несмотря на мифологическую подоплеку сюжета26. Имя valkyria оказывается прочно закрепленным за героико-эпическими ассоциациями. Обратимся, наконец, к "Саге о Вёльсунгах".

Валькирическая тема появляется в саге, начиная с чудесного рождения Вёльсунга, обязанного своим появлением на свет яблоку, которое принесла его родителям Хльод, дочь великана Хримнира. Хльод присущи некоторые атрибуты валькирии: она именуется óskmey "девой желаний" Одина27 и, выполняя его поручение, совершает полет в птичьем обличье; в дальнейшем она же становится женой героя. Однако прочие детали ее образа вовсе не соответствуют ни мифическим, ни героико-эпическим валькириям. Полет валькирий в "Старшей Эдде" (даже там, где они принимают птичий облик) не детализован в техническом отношении, представляя, скорее, магическое действо28; Хльод же принимает воронье обличье именно с целью полета ("brá á sig krákuham og flygur" – 229). Валькирии ассоциируются в "Старшей Эдде" исключительно со сферой смерти – сфера жизни оставлена норнам, которые прядут нить рождения30; Хльод дарует Вёльсунгу жизнь. Поэтому Хльод скорее выполняет в саге роль волшебного помощника героя, то есть персонажа сказки, а не мифа.

В иных тонах, нежели в прозаическом и поэтическом тексте "Старшей Эдды", выдержано и описание встречи Сигрун с Хельги. Сигрун не только не названа валькирией, но и лишена всех своих сверхъестественных качеств, в частности, способности скакать "по небу и морю". Она не спускается к воинам с неба, как в HH I 15; она – член отряда всадниц, которых Хельги повстречал в лесу (глава 9). В HH II 18 pr дружина Хельги спасена потому, что с появлением валькирий сама собой улеглась буря на море; в "Саге о Вёльсунгах" – потому, что Сигрун со своей дружиной приводит бойцов в "добрую гавань" (глава 9). В саге Хельги сам сразил конунга Хёдбродда (хотя и по прибытии Сигрун с дружиной, но их роль не уточнена)31; в эддической прозе никак не обозначены боевые действия Хельги, а в контексте HH II 25 pr, вследствие многозначности некоторых слов, можно заподозрить участие Сигрун в смерти Хёдбродда32.

Таким образом, в "Саге о Вёльсунгах" Сигрун с ее дружиной превращены в земных дев-воительниц (наименование skjaldmeyjaflokk, букв, "отряд щитовых дев", появляется в эпизоде битвы), то есть прежние героико-эпические валькирии лишились своих мифологических свойств33. Любопытно, однако, что в саге имя valkyria сохраняется в перебранке Синфьётли с противником, в чем нельзя не увидеть того же направления семантического развития, какое претерпела в эпоху христианизации древнеанглийская этимологическая параллель wælcyrge34. Снижены в саге и мифологические ассоциации Сигрдривы-Брюнхильд, несмотря на сохранение мотивов огненной преграды и мифологического знания35. Так, в прозе, сопровождающей "Речи Сигрдривы", героиня подносит Сигурду "напиток памяти" (minnisveig – Sd 2 pr) в ответ на просьбу назвать свое имя (сакрализованный жест). В "Саге о Вёльсунгах" кубок, подаваемый Сигурду Брюнхильд, не лишен сакральности (о чем свидетельствуют последующие эддические строфы), но тут она пьет его вместе с героем (бытовая деталь), давая затем согласие на брак (глава 20)36. Примечательно также, что имя valkyria, которым названа в эддической прозе "спящая красавица", в саге опущено37. Вместе с тем, в образе Брюнхильд усилены черты "щитовой девы", которыми мотивируется ее нежелание вступать с Сигурдом в брак в сцене их второй встречи38.

Итак, в "Саге о Вёльсунгах", в отличие от героического (и тем более мифологического) цикла "Старшей Эдды", валькирические персонажи теряют свои сакральные черты и низводятся до дев-воительниц, помещенных в сказочную обстановку, а "валькирический миф" становится "валькирической темой" литературного характера. Теперь остается понять, какая социокультурная обстановка могла способствовать такому развитию.

Ранее мы попытались, основываясь на наблюдениях Р. Крёсен, обосновать эволюцию валькирического мифа как результат трансформации преданий аграрного общества (с его культом плодородия) в эпоху завоеваний. Восходя к аграрному мифу, эти истории воплощали стремление завоевателей узаконить свою власть через "священный брак". В скандинавской военной среде средством к тому стали спутницы Одина, получившие земных отцов, или, иначе, дочери конунгов, обретшие черты мифических существ. Обратной стороной легитимизации власти в раннесредневековом обществе выступает ее сакрализация, которая в языческую пору понимается как наделение вождя особой аурой через прямую связь с миром богов. Именно эту роль и выполняли в героико-эпических сказаниях валькирии – служительницы Одина и, вместе с тем, нареченные героев, занявшие место богинь аграрного культа в ритуале "священного брака"39.

Героико-эпическая тематика актуализировалась во времена заселения Исландии и, как показала Е. А. Мельникова, достигла пика своей актуальности в XII-XIII вв., в пору выделения и обособления могущественных исландских родов40. Этому, на наш взгляд, могла способствовать и непростая ситуация в исландской церковной жизни того времени, когда знатные хёвдинги, в чьем владении находились церкви в Исландии, сопротивлялись попыткам норвежских архиепископов ввести в стране новые порядки41. По-видимому, потомки влиятельных годи, давно отказавшиеся от языческих культов на практике, стремились сохранить языческое литературное наследие как культурный противовес иноземному натиску, помогавший обосновать право на власть. Борьба обострилась в начале XIII в.42, и, вероятно, неслучайно именно в 1220-е годы записывается протограф "Codex Regius", содержащий мифологические и героические песни "Старшей Эдды", а Снорри Стурлусон пишет "Младшую Эдду"43. Ситуация теряет свою остроту к середине XIII в. (вместе с потерей Исландией независимости) – время, не ранее которого могла быть записана "Сага о Вёльсунгах"44. К этому времени, вероятно, утрачивает актуальность и сакрализация местной власти, которой служил валькирический миф, через что открывается путь и к более последовательной "литераризации" устной традиции, представленной отображением валькирической темы в "Саге о Вёльсунгах".

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Fornaldarsögur (от forn öld "древнее, мифическое время" – в терминологии их первого издателя К. К. Равна); oldtidssagaer "саги о древности", в отличие от forntidssagaer "саг о прошлом" и samtidssagaer "саг о современности" – в терминологии Сигурдура Нордаля (Глазырина Г. В. Исландские викингские саги о Северной Руси. М., 1996. С. 8-9).

2. Глазырина Г. В. Исландские викингские саги о Северной Руси; Она же. Сага об Ингваре Путешественнике. Текст. Перевод. Комментарий. М., 2003; Она же. Саги о древних временах // Древняя Русь в свете зарубежных источников. Хрестоматия / Под ред. Т. Н. Джаксон, И. Г. Коноваловой, А. В. Подосинова. М., 2009. Т. V: Древнескандинавские источники. С. 239-306, и др.

3. Глазырина Г. В. О формировании текста "Саги об Ингваре" // Восточная Европа в исторической ретроспективе. К 80-летию В. Т. Пашуто. М., 1999. С. 55.

4. Глазырина Г. В. Исландские викингские саги о Северной Руси. С. 11, 14.

5. Стеблин-Каменский М. И. Древнескандинавская литература. М., 1979. С. 123.

6. Сага о Волсунгах / Пер., предисл. и прим. Б. И. Ярхо. М, 1934. С. 67.

7. Стеблин-Каменстй М. И. От саги к роману // Стеблин-Каменский М. И. Мир саги. Становление литературы. Л., 1984. С. 200.

8. Там же. С. 203-205.

9. Ср. в этой связи мнение Г. В. Глазыриной о том, что в сагах о древних временах "нашли отражение лишь те сюжеты, которые вызывали интерес исландской аудитории" (Глазырина Г. В. Пути проникновения восточноевропейских сюжетов в исландские саги // Восточная Европа в древности и средневековье. XX Чтения памяти В. Т. Пашуто: Трансконтинентальные и локальные пути как социокультурный феномен. М., 2008. С. 47).

10. Ганина Н. А. Валькирия: к генезису мифа и специфике древнегерманских ареальных традиций // Мифологема женщины-судьбы у древних кельтов и германцев. М., 2005. С. 105-106.

11. Kroesen R. The Valkyries in the Heroic Literature of the North // Skáldskaparmál. 1997. Vol. 4. P. 132.

12. Топорова Т. В. Язык и стиль древнегерманских заговоров. М., 1996. С. 50.

13. Ганина Н. А. Валькирия: к генезису мифа. С. 114-115.

14. Kroesen R. The Valkyries in the Heroic Literature of the North. P. 132.

15. Здесь и далее "Старшая Эдда" цитируется по изданию (с указанием названия песни и номера строфы): Edda. Die Lieder des Codex Regius nebst verwandten Denkmälern / Hrsg. von Gustav Neckel. I: Text. Dritte, umgearb. Auflage von Hans Kuhn. Heidelberg, 1968. Переводнаш. Мы используем сокращенные названия песней, принятые в указанном издании.

16. Ганина Н. А. Валькирия: к генезису мифа. С. 107.

17. Обсуждение контекстов см. в: Гвоздецкая Н. Ю. Valkyria в "Старшей Эдде": Имя и образ (опыт текстоцентрического анализа) // Скандинавские языки: Диахрония и синхрония / Отв. ред. Т. В. Топорова. М., 2001. Вып. 5. С. 172-198.

18. "Enn eru þær aðrar, er þjóna skolu í Valhöll, bera drykkju ok gæta borðbúnaðar ok ölgagna; svá eru þær nefndar í Grímnismálum: 'Hrist ok Mist / vilk at mér horn beri / Skeggjöld ok Skögul, / Hildr ok Þrúðr, / Hlökk ok Herfjötur, / Göll ok Geirahöð, / Randgríðr ok Ráðgríðr / ok Reginleif – / þær bera Einherjum öl.' Þessar heita valkyrjur, þær sendir Óðinn til hverrar orrostu; þær kjósa feigð á menn ok ráða sigri. Guðr ok Róta ok norn en yngsta, er Skuld heitir, ríða jafnan at kjósa val ok ráða vígum" ["А есть и иные, что обязаны прислуживать в Вальгалле, подносить питье и готовить стол и кубки; так названы они в Речах Гримнира: 'Христ и Мист / пусть мне рог поднесут / Скеггьёльд и Скёгуль, / Хильд и Труд, / Хлёкк и Херфьётур, / Гель и Гейрахёд, / Рангрид и Радгрид, / также и Регинлейв / носят пиво эйнхериям'. Этих зовут валькириями; их посылает Один во всякую битву; они избирают смертный жребий мужам и правят победой. Гунн и Рота и норна младшая, что Скульд зовется, равно скачут избирать смертную участь и править сраженьями"] (Snorri Sturluson. Edda / Udg. af Finnur Jónsson. København, 1926. S. 36-37. Здесь и далее перевод наш).

19. Вот эти семь примеров: "Hiörvarðr ос Sigrlinn átto son mikinn ос vænan. Hann var þögull; ecci nafn festiz við hann. Hann sat á haugi; hann sá ríða valkyrior nío, oc var ein göfugligust" (HHv 6 pr); "Eylimi hét konungr. Dóttir hans var Sváva. Hon var valkyria oc reið lopt oc lög. Hon gaf Helga nafn þetta oc hlífði hánum opt síðan í orrostom" (HHv 10 pr); "Helgi konungr var allmikill hermaðr. Hann kom til Eylima konungs oc bað Svávo, dóttur hans. Þau Helgi oc Sváva veittuz várar oc unnuz furðo mikit. Sváva var heima með feðr sínom, enn Helgi í hernaði. Var Sváva valkyria enn sem fyrr" (HHv 31 pr); "Högni hét konungr. Hans dóttir var Sigrún, hon varð valkyria oc reið lopt oc lög; hon var Sváva endrborin" (HH II 5 pr); "Höðbroddr var í konungastefho; hann fastaði sér Sigrúno, Högna dóttur. Enn er hon spyrr þat, þá reið hon með valkyrior um lopt oc um lög at leita Helga" (HH II 13 pr); "Helgi samnaði þá miclom scipaher oc fór til Frecasteins, oc fengo í hafi ofviðri mannhætt. Þá qvómo leiptr yfir þá, oc stóðo geislar í skipin. Þeir sá í loptino, at valkyrior nío riðo, oc kendo þeir Sigrúno. Þæ lægði storminn, oc qvómo þeir heilir til lanz" (HH II 18 pr); "Helgi oc Sigrún er kallat at væri endrborin. Hét hann þá Helgi Haddingjaskaði, enn hon Kára, Hálfdanar dóttir, svá sem qveðit er í Károlióðom, oc var hon valkyria" (HH II 51 pr).

20. Kroesen R. The Valkyries in the Heroic Literature of the North. P. 129-130.

21. Более детальное обсуждение контекстов "Старшей Эдды", связанных с валькирическим мифом, см. в: Гвоздецкая Н. Ю. Валькирический миф в женских образах "Старшей Эдды" // Мифологема женщины-судьбы у древних кельтов и германцев. М., 2005. С. 78-117.

22. См. об этом в: Смирницкая О. А. Слова культуры как предмет этимологического анализа // Смирницкая О. А. Избранные труды по германской филологии. М.,2008. С. 106-118.

23. "Врединой был ты, ведьмой, валькирией, злобной, отвратной, у Всеотца; эйнхерии вечно дрались друг с другом, баба упрямая, из-за тебя", – говорит своему противнику Синфьётли ("Þú vart in scœða, scass, valkyria, ötul, ámatlig, at Alföður, mundo einheriar allir beriaz, svévís kona, um sacar þínar" – HH I 38).

24. "Sá hon valkyrior, vítt um koronar, gorvar at ríða til Goðþióðar; Sculd helt scildi, enn Scögul önnor, Gunnr, Hildr, Göndul oc Geirscögul; nú ero talðar nönnor Herians, gorvar at ríða grand, valkyrior" ["Валькирий видала из дальних земель, готовых спешить к племени готов/богов; Скульд щит держала, и Скёгуль – другая, Гунн, Хильд, Гёндуль и Гейрскёгуль; вот сочтены девы Вождя, готовы скакать по земле валькирии"] (Vsp 30).

25. "Vísi þat heyrði, hvat valkyrjur mæltu, mærar af mars baki, hyggiliga létu ok hjalmaðar sátu ok höfðusk hlífar fyrir" ["Витязь услышал, что валькирии молвили, девы с коней своих, разумно судили, сидели в шеломах и щиты держали"] (строфа 11). "Речи Хакона" цитируются по изданию: Heimskringla Snorra Sturlusonar. Reykjavík, 1946. Bd. I. S. 128-132. Перевод наш.

26. В "Речах Хакона" (строфа 11) заметна словесная перекличка с героическими песнями "Старшей Эдды", ср. приведенную в предыдущей сноске цитату с контекстом HH I 17: "Enn af hesti Högna dóttir – líddi randa rym – ræsi sagði" ["Тут с коня Хёгни дочь – под звон щитов – витязю молвила"].

27. Ср. то же наименование применительно к Брюнхильд в Od 16: "Enn hann Brynhildi bað hiálm geta, hana qvað hann óscmey verða scyldo".

28. См. подробнее в: Гвоздецкая H. Ю. Девы-лебеди и валькирии в древнеисландской мифоэпической традиции // Атлантика: Записки по исторической поэтике / Отв. ред. О. А. Смирницкая. М., 2011. Вып. IX. С. 72-75.

29. Здесь и далее "Сага о Вёльсунгах" цитируется по: http://ulfdalir.ru/sources/42/1220/533/534. Арабская цифра обозначает номер главы в указанной электронной версии текста.

30. Так, валькирия Сигрун, возлюбленная Хельги, даже высказывает сожаление по поводу того, что не может оживить умерших – в силу ее звания ей даровано "избирать" только смерть, но не жизнь: "Lifha mynda ее nú kiósa, er liðnir ero" (HH II 29).

31. "Helgi konungur sótti í mót Höðbroddi konungi og fellir hann undir merkjum" (глава 9).

32. Контекстуальный анализ дан в: Гвоздецкая Н. Ю. Valkyria в "Старшей Эдде". С. 180.

33. "Щитовым девам" оставлен лишь свет пламени: "Þá sáu þeir skjaldmeyjaflokk mikinn svo sem í loga sæi" (глава 9).

34. Слово wælcyrge в значении "колдунья" встречается в древнеанглийских памятниках (Смирницкая О. А. Примечания // Древнеанглийская поэзия / Изд. подг. О. А. Смирницкая, В. Г. Тихомиров. М., 1982. С. 263).

35. Можно согласиться с Б. И. Ярхо в том, что в "Саге о Вёльсунгах", как и вообще в сагах о древних временах, "сверхъестественный элемент не носит религиозного (точнее сказать, сакрального. – Н. Г.) характера" (Сага о Волсунгах / Пер., предисл. и прим. Б. И. Ярхо. М.; Л., 1934. С. 14). Любопытна в этой связи его характеристика фантастического элемента в саге: "Ее (Брюнхильд. – Н. Г.) "полымя" – какой-то безвредный механизм, автоматически потухающий, когда надо; ограда из щитов тоже весьма безобидна" (Сага о Волсунгах. С. 73).

36. Далее мотив кубка вновь появляется во вторичном сватовстве Сигурда к Брюнхильд, но уже вне сакральной сферы, в контексте любовных ласк: "Síðan reis hún upp og fjórar meyjar með henni og gekk fyrir hann með gullker og bað hann drekka. Hann réttir í mót höndina kerinu og tók hönd hennar með og setti hana hjá sér. Hann tók um háls henni og kyssti hana og mælti..." (глава 24). Характерно, что инициатором ласк в "Саге о Вёльсунгах" выступает мужчина (Сигурд), в то время как в эддическом цикле о Хельги таковая роль отведена женщине (валькирии Сигрун – HH II 14 pr).

37. Впервые на это обратил внимание еще Б. И. Ярхо: в саге "Брюнхильд нигде не названа валькирией, в противоположность Эдде и Снорри" (Сага о Волсунгах. С. 73). Уточним, однако, что в "Старшей Эдде" валькирией названа Сигрдрива, а не Брюнхильд. В "Младшей Эдде" ("Язык поэзии") Брюнхильд охарактеризована формулой "она была валькирией" (Младшая Эдда / Изд. подг. О. А. Смирницкая, М. И. Стеблин-Каменский. М., 1970. С. 136), представляющей, на наш взгляд, героико-эпический пласт сказания.

38. "Eigi er það skipað að við búum saman. Eg em skjaldmær og á eg með herkonungum hjálm og þeim mun eg að liði verða, og ekki er mér leitt að berjast" (глава 24).

39. Подробнее см. в: Гвоздецкая Н. Ю. Девы-лебеди и валькирии. С. 80-86.

40. "Думается, неслучайно почти одновременно начинается запись королевских саг, составление генеалогий и обращение к германскому эпосу..., герои которого осмыслялись в качестве предков знатных семей" (Мельникова Е. А. Актуализация устной традиции: германский героический эпос в средневековой Скандинавии // Восточная Европа в древности и средневековье. XXII Чтения памяти В. Т. Пашуто: Устная традиция в письменном тексте. М., 2010. С. 198). Действительно, многие знатные исландцы вели свой род от Рагнара Лодброка, чья супруга Аслауг упомянута в "Саге о Вёльсунгах" как дочь Сигурда и Брюнхильд (Там же).

41. Глазырина Г. В. О факторах, приведших к утрате Исландией независимости в 1262-1264 гг. // Восточная Европа в древности и средневековье. XXIII Чтения памяти В. Т. Пашуто: Ранние государства Европы и Азии: проблемы политогенеза. М., 2011. С. 57.

42. Йоун Р. Хьяульмарссон. История Исландии. М., 2003. С. 59.

43. Мельникова Е. А. Актуализация устной традиции. С. 194.

44. Глазырина Г. В. Исландские викингские саги. С. 15.